— Ты чем занимаешься? — спрашивает меня Пьеретта.
— Я пишу статьи и приключенческие истории, — отвечаю я.
— О! — восхищенно восклицает спутница. — А я делаю глиняные фигурки, еще продаю цветы.
— Милое занятие, — улыбаюсь я.
Эта болтовня начинает занимать меня. Есть даже пословица: в беседе и дорога становится короче.
— Еще б не милое! — в наш разговор вмешивается худощавая женщина. — Ты бы попробовала, как я, делать уборку солидным месье.
Ох, за время пути эта особа успела всем порядком надоесть. Она то хихикает, то ворчит, потом начинает рассказывать истории, интересные и смешные только ей самой. Рассказав какой–то случай, она первая начинает смеяться. Смех у нее неприятный и громкий, со всхлипами. Я даже сразу не могу понять, смеется она или плачет.
Ей примерно сорок лет. Красотой и привлекательностью не обладает. К тому же излишняя болтливость и смех не к месту не прибавляет шарма. Она постоянно жует табак и шмыгает носом. Замечу, одета довольно аккуратно для поденщины, но безвкусно.
У меня от ее раскатистого с надрывами смеха болят уши. Мне кажется, что эта неугомонная дама находится везде. Нет, я вовсе не злая. Просто в такой ситуации подобные люди вызывают особое раздражение. Замечу, не только у меня.
— А знаете что, — важно произносит шумная женщина. — Мсье Морьеса, я прихожу к нему делать уборку, хотят убить!
— Убить? — испуганно вздрагивает Пьеретта. — Бедный мсье Морьес!
Ей становиться плохо. Она падает. Я и Мари, подруга Пьеретты, поддерживаем ее за руки. Иначе девушка упала бы в грязь. Что с ней? Наверное, голод. Я вспоминаю, что у меня есть насколько конфет. Я всегда беру с собой конфеты. Я отдаю их Пьеретте.
— Спасибо! — тихо говорит она.
Пьеретта грызет конфеты. Медленно, чтобы хватило подольше. Две кладет в карман, чтобы съесть потом.
— Натали! Ты напугала Пьеретту, — сурово говорит Мари. — Ты хоть когда–нибудь можешь не врать?
— Я не вру, Мари! — возмущается Натали. — Этот человек кредитор. Он увеличивает капитал, давая взаймы под огромные проценты. Понимаешь? И некоторые должники хотят его прикончить, так как срок оплаты должен наступить со дня на день. Им нечем платить, значит, они будут вынуждены отдать ему то, подо что сделали этот заем. Ну, дома, например.
— Ох, какая ты умная! — иронично замечает Мари. — Ты даже знаешь, что такое заем!
— Смейся, смейся, а когда мсье Морьеса убьют, посмотрим, кто из нас был прав, — обиженно говорит Натали.
— А вдруг его, действительно, убьют, — волнуется Пьеретта. — Бедный мсье Морьес!
— Глупости! — твердо говорит Мари.
— Почему вы считаете, что этого человека хотят убить? — интересуюсь я.
Благодаря своему другу Робеспьеру я всегда серьезно отношусь к подобным разговорам.
— Не слушай ее, дитя, — вмешивается Мари. — Такие истории она сочиняет по пять штук в день. Натали никогда не говорит правду. Я не преувеличиваю.
Натали Планш начинает обиженно дуться, но молчит. Дабы показать, что она сильно оскорблена, женщина демонстративно идет молча.
— Не обижайся, — говорит Пьеретта, протягивая ей конфету.
Планш молча принимает угощение. Если честно, меня молчание этой дамы только радует. А вдруг она права!
Я, маркиз Жильбер де Лафайет, мне 32 года. Я главнокомандующий национальной гвардией. Мой проект декларации прав лег в основу «Декларации прав человека и гражданина», будущей Конституции Франции.
Сейчас я нахожусь в ратуше. Я шлю отчеты о парижских событиях в Собрание и королю. В городе, мягко говоря, неспокойно. Поход женщин на Версаль вызвал бурю. Нужно немедленно принять меры! Но какие?
Ко мне пришла депутация гренадер наемной стражи. Один из них обращается ко мне с речью:
— Мой генерал, мы, представители шести гренадерских рот, мы не считаем вас изменником, но думаем, что правительство вас обманывает; настало время, чтобы со всем этим покончить. Мы не можем действовать штыком против женщин, которые просят у нас хлеба. Надо идти за королем и привести его в Париж, надо уничтожить фландрский полк и дворцовую охрану. Если у короля не хватает силы для ношения короны, пусть он от нее откажется. Мы присягнем его сыну, при котором будет регентство, и тогда все пойдет лучше.
Мне не нравится их дерзость и самомнение.
— Вы собираетесь пойти против короля и принудить его вам сдаться? — спрашиваю я.
Мне дают четкий ответ:
— Мой генерал, нам это очень неприятно потому, что мы его очень любим! Мы надеемся, король не бросит нас, а если он это сделает, то у нас останется дофин.
— Как я понимаю, вы прибыли ко мне с предложением возглавить поход Версаль? — хочу уточнить я.
— Да, мой генерал, — отвечает представитель. — Если вы не верите нашим словам, то толпа на Гревской площади рассеет все ваши сомнения.
Я погружаюсь в размышления. Вести солдат на Версаль — очень серьезный шаг.
Для начала нужно отправиться на Гревскую площадь и самому во всем убедиться.
Я, маркиз Лафайет, верхом на белом коне еду через Париж. Никогда еще этот город не казался мне таким мрачным. Я слышу крики отовсюду.
— Женщины идут на Версаль! А гвардия попряталась! Позор!
— А мы, мужчины, куда смотрим! Черт с гвардией! Мы должны сами быть там!
— Верно, от гвардии никогда проку не было!
Я стараюсь не обращать внимания. Я выезжаю на Гревскую площадь. На меня тут же обрушивается шквал гневных речей и угроз.
— Лафайет, если ты не пойдешь на Версаль, мы вздернем тебя на фонаре! — кричит кто–то.
— Отрежем ему голову! — добавляет другой.
Даже мне, человеку пошедшему войну, становится не по себе. Солдаты были правы, положение угрожающее. Нужно немедленно организовать поход на Версаль. К тому же нельзя оставить без внимания то, что мятеж может быть использован в интересах герцога Орлеанского — моего врага! Этот двуличный человек мечтает стать королем Франции. Я не должен этого допустить. Орлеанский никогда не преследовал благородных целей.
Я отдаю распоряжение известить городские власти о своем решении.
— Я торжественно объявляю о своем намерении отправиться на Версаль! — заявляю я толпе. — Хочу напомнить моей гвардии об их присяге закону, нации, королю!
Мои слова встречают с овацией. Настроение толпы меняется моментально, как погода на море. Меня приветствуют.
Я с триумфом шествую через город. Я веду за собой пятнадцать тысяч солдат, к нам примкнуло еще несколько тысяч горожан. Однако беспокойство не покидает меня. Среди толпы, наверняка, есть фанатики, вынашивающие кровавые убийства. О ворах и грабителях тоже не стоит забывать. Сейчас я взял на себя огромную ответственность. Не знаю, смогу ли я справиться с толпой, предугадать ее помыслы, остановить ее. Я чувствую себя предводителем, властелином. Эти люди идут за мной, они доверились мне. Женщины, не принявшие участия в походе, машут мне руками, кричат «Ура!». Я подобно римскому полководцу еду на красивом белом коне через весь город. Да! Это триумф! Именно так чувствовал себя Гай Юлий Цезарь.
Мы выезжаем за город. Дождь усиливается. Грязь на дорогах замедляет поход.
Меня зовут Максимильен Робеспьер, мне 31 год. Я депутат Собрания, представитель третьего сословия провинции Артуа. Мне удалось выиграть выборы. Зачем я ступил на этот путь? Я был одним из самых успешных адвокатов Арраса. Мне удалось нажить состояние. Почему я вложил все свои средства в выборы? Сумасбродство, мечты, жертвы ради благородных идей? Нет, все гораздо прозаичнее. У меня просто не было иного выхода. Из–за своей принципиальности я загубил свою некогда успешную юридическую карьеру. Число дел, которые я вел, резко сократилось. Что мне оставалось делать? Я не из тех, кто согласен волочить жалкое существование неудачника, опального юриста.
Узнав о решении короля объявить созыв Генеральных Штатов, я твердо решил стать депутатом. Я этого добился! Я всегда упрямо иду к цели, достигаю того, что хочу. Я упрям, как мой знак зодиака — телец! Помню, Светлана, мой друг, читала мне книжку гороскопов. Мой характер точно совпал.
Нет, до победы мне еще далеко. Все оказалось сложнее. В Собрании мои выступления не пользуются успехом. Меня сразу же занесли в списки шутов. А вот это зря! Хорошо смеется тот, кто смеется последним!
Я живу в Версале в гостинице Ренар. Вот уж совпадение, как фамилия моей возлюбленной. Богат ли я? Мое жалование составляет 18 ливров в день.
«Ого!» — воскликнут многие.
Да, на первый взгляд сумма солидная, но только на первый взгляд. Гостиница Ренар довольно дорогая. Нет, я не живу в шикарных апартаментах, но ванна для меня обязательна. Большую часть суммы я отправляю сестре и брату в Аррас. Как старший брат, я обязан заботиться о них. Огюстен только начал работать. Ему еще необходима поддержка. Недавно я начал издавать мои речи, что тоже стоит денег. Так что в итоге я выхожу в ноль и очень этому рад. Ненавижу делать долги.